Бобби Макферрин в Москве: впечатления

Григорий Дурново, обозреватель «Джаз.Ру»

Фонд «Музыкальный Олимп» привез Бобби Макферрина в Москву в четвёртый раз, но теперь уже не с сольным концертом, а с импровизационной оперой «Bobble». Это совсем новый проект, премьера которого состоялась в Карнеги-холле в мае 2008 года (тогда он назывался просто Instant Opera). Московской версии предшествовал показ в швейцарском Базеле на фестивале вокальной музыки Stimmen в июле 2009 года. Идея проекта — совместное творчество в реальном времени певцов из разных стран, представляющих разные традиции и культуры, рассказ о Вавилонской башне, строительство которой, в конечном счете, удаётся, поскольку носители разных музыкальных языков должны найти общий язык.

Для московской версии были отобраны семнадцать певцов и певиц со всего мира. Россию в обнародованном перед концертами списке представляли Сергей Старостин — самый известный из отечественных участников (и старший, причём существенно старший, из семнадцати), исследователь русской песенной традиции, музыкант, нередко выступающий во всяких мультикультурных ансамблях; Тина Кузнецова, певица, сочетающая джазовое образование и подход с русским традиционным материалом в составе ансамбля Zventa-Sventana, где русские песни предстают в фанковых, smooth jazz’овых и лаунжевых обработках; Пелагея, исполняющая русские песни в более привычной фолк-роковой манере; Булат Гафаров, собирающий этническую музыку разных народов и смешивающий их с электроникой; солистка ансамбля Jazzator Марина Собянина; выходец с Украины, ретро-поп-певец Владимир Крыжановский; тувинец Андрей Монгуш, в прошлом член всемирно знаменитой группы «Хуун-Хуур-Ту» (Тува, она же Республика Тыва, в музыкальной номенклатуре иногда не без оснований обозначается как отдельная страна). Географически к России относится кубинская певица и танцовщица Марта Руис Вильямиль, в настоящее время живущая в Санкт-Петербурге. Из Москвы родом солистка группы «Дети Picasso» Гая Арутюнян, поющая армянские песни в неожиданных прочтениях, — сейчас географически она представляет Венгрию. Ну и с грузинской певицей Нино Катамадзе, регулярным хэдлайнером площадки «Партер» фестиваля «Усадьба.Джаз», духовное родство ощущают многие российские слушатели. Разные части Балкан отражены в творчестве Бори Мадьяр (Венгрия), сотрудничавшей с ярким и новаторским ансамблем Besh o droM, и Бренны Маккриммон (Канада), изучавшей различные музыкальные традиции Турции. За Ближний Восток отвечала Кристиан Карам из Ливана, сотрудник отделения вокала колледжа Бёркли. С того же отделения — Джои Блэйк, старающийся охватить разные стили и тому же учащий студентов. Разносторонни и швейцарец Андреас Шерер, поющий какой-то странно томный декадентский джаз с элементами авангарда, рока и различных этнических вокальных техник, и бразильский контртенор Эдсон Кордейро, в репертуаре которого не только старинные арии, но и фанк, и поп, и собственно бразильская музыка разных направлений. Ну а американец Адам Мэтта, мастер битбоксинга, то есть имитации звучания различных инструментов (и не только инструментов) при помощи одного только речевого аппарата, воспроизводит в одиночку все шумы и голоса родного Нью-Йорка.

Джои Блэйк — один из первых участников ансамбля Voicestra, также состоящего из одних вокалистов и собранного Макферрином в середине 1980-х. Кристиан Карам и Адам Мэтта уже имели опыт работы с Бобби в Карнеги-холле, Андреас Шерер и Эдсон Кордейро — в Базеле. В любом случае, для того чтобы совместная импровизация была живой и естественной, московским концертам предшествовало несколько дней репетиций под руководством режиссера и хореографа Тэнди Бил. И все же в преддверии мероприятия сохранялось опасение, что эта импровизационная опера станет парадом амбиций — по крайней мере, со стороны тех, кто привык быть солистом, а не одним из многих. Предыдущие московские концерты Макферрина показывали, как зрители и затесавшиеся среди них (и даже некоторые вставленные в программу) музыканты выделывались изо всех сил в выделенные Бобби минуты для соло на его фоне.

Впрочем, Бобби в каком-то смысле это предусмотрел: краткое содержание «оперы» (у «Bobble» нет либретто, но есть схематичный сюжет) включало эпизод, в котором каждый участник представления начинает тянуть одеяло на себя, демонстрируя свои собственные умения и не слушая других, в результате чего получающаяся музыка становится предсказуемой и неинтересной, и весь чудесный замысел разваливается. Кстати, названием «Bobble» Макферрин, возможно, имел в виду не столько обыграть свое имя и слово Babel, сколько указать, что вся затея может и не получиться (одно из значений слова «bobble» — «промах»); во всяком случае, о собственных весьма скромных ожиданиях в связи с проектом он говорил на пресс-конференции.

Представление началось с выхода самого Бобби, который в течение нескольких минут восхищал и наполнял теплом зал так, как он один, наверно, и умеет. Сперва он имитировал звучание гитары, мгновенно перескакивая через несколько октав, затем задышал, забулькал, заворковал. Это перешло в несложный мелодический рисунок, который Макферрин повторил несколько раз, а затем начал наслаивать на него какие-то украшения. В первые мгновения подумалось, что звукорежиссёр закольцевал спетую Макферрином мелодию — она продолжала повторяться, а Бобби уже пел в более высоком регистре. Но тут оказалось, что со всех сторон — из-за кулис и через зал — к нему сходятся все семнадцать участников в пестрых одеяниях, и мелодию уже подхватили обладатели низких голосов. И вот уже все выстроились полукругом, от басов к сопрано, и поют разные простые мелодические фигуры, а сам Бобби разливается чем-то ориентальным на их фоне. Дальше он начал на ходу раздавать певцам партии, деля их на группы в соответствии с высотой голоса. Вот зазвучало что-то африканское, а вот и настало время вытянуть кого-нибудь в центр, чтобы тот (или та) показал свои умения. Бобби вытянул по очереди Марину Собянину, Бренну Маккриммон, Владимира Крыжановского. Каждый солировал совсем недолго — столько, чтобы публика успела получить краткое представление и не успела заскучать. Новая песня, новые партии, кто-то сбивается, но это не страшно, в следующую секунду он или она уже легко встраивается в эту общую переливающуюся ткань. Начинается общий танец на месте, Бобби имитирует драку с Джои Блейком, полукруг сужается, в центре оказывается буйно пляшущая Марта Руис Вильямиль, темп убыстряется. Прервались — и Бобби ведет разговор с Булатом Гафаровым на неизвестном языке, и из этих звуков начинается что-то новое, столь же стройное и красивое, где каждому находится место в хоре. Полукруг превращается в змейку, которая движется следом за Бобби, а потом разбивается, и вот уже все просто столпились вокруг него, повернулись спиной к залу и тянут вместе с ним одну ноту. Катарсис — омраченный осознанием того, что среди семнадцати певцов нет Сергея Старостина (он, как выяснилось, попал в больницу, и его заменил конферансье-эксцентрик Анжей Ковалёв, который на предыдущих концертах Макферрина лез вон из кожи, чтобы подольше попеть с Бобби; мечта сбылась — маэстро взял его в свой проект). Затемнение. Так заканчивается первый акт оперы, в котором, согласно замыслу, начинается строительство башни.

И вот второй акт, то самое столкновение амбиций. По очереди из толпы выдвигаются Эдсон Кордейро с арией из оперы Генделя «Ринальдо», Нино Катамадзе с грузинской песней, Андреас Шерер со своеобразным изящным скэтом, Джои Блэйк с блюзом — их заглушают. Они вновь подают голос, перекрикивают друг друга, остальные поворачиваются лицом к публике, изо всех сил изображая заносчивость и эгоцентризм. Они объединяются в группы и, перебивая одна другую, то надвигаясь, то отступая, поют — кто «Катюшу», кто «Louie, Louie». Макферрин сидит на приступке в глубине сцены и наблюдает. Обрывки песен перерастают в шум, все выбегают на авансцену и что-то кричат… но вот тишина, все отступают — и выскакивает Крыжановский с воплем заправского ведущего поп-шоу: «ДАМЫ И ГОСПОДА! ВСТРЕЧАЙТЕ! ЛУЧШИЕ ИЗ ЛУЧШИХ! ТОЛЬКО СЕГОДНЯ, ТОЛЬКО ЗДЕСЬ! СУПЕР!» Снова группы, на этот раз как будто проходящие отбор на «музыкальный Олимп». Одна поет «Billy Jean», другая — «Macarena», третья — «Lady Marmalade», четвертая — «New York, New York» (момент славы для Анжея Ковалева). Макферрин играет роль режиссера: «Стоп! Следующий!» Наконец настаёт и его собственный «звёздный час», Кордейро прислуживает ему: пудрит, надевает и снимает пальто, пшикает в рот и под мышками (естественно, сам изображая этот «пшик»), об него усталый Бобби тушит воображаемую сигарету. И вот Макферрин заводит «This Could Be The Start of Something», а все (нет, почти все! Андрей Монгуш стоит в сторонке и в общем буйстве не участвует) приходят в экстаз и визжат, какой он классный. И снова затемнение. Так заканчивается второй акт, в котором строительство башни обернулось «боу-шизом» (этот шуточный неологизм Макферрин использует для высмеивания шоу-бизнеса). Правда, мы не увидели того, что в буклете описано следующим образом: «Бобби пытается объединить певцов в гармоничный ансамбль, но они насмехаются над его усилиями, искажают его идеи». Этого не было. Была местами забавная, местами пошловатая постановка, призванная показать, что шоу-бизнес — это скучно и тупо. Показали. Но постановочность — то, что в импровизационном представлении должно присутствовать в очень небольших дозах. А во втором акте её, наоборот, было слишком много.

И вот в темноте раздается голос Андрея Монгуша. Да, тут не поспоришь: если нужно найти что-то самое естественное, что легче всего противопоставить картонному, одномерному эстрадному вокалу, так это тувинское горловое пение. Все почтительно молчат, а в финале вслед за Бобби имитируют губами шелест аплодисментов. Певцы расположились на трёхэтажном помосте в дальнем конце сцены. Настало время показать что-то настоящее. Спела Вильямиль, ей подпели Шерер и Блейк, немного подхватывали и сам Макферрин, и Катамадзе. Спела почти соло Кристина Карам, Бобби лишь чуть отзывался эхом. Мэтта, выйдя на авансцену, изобразил битбоксингом поездку в нью-йоркском метро (голос Макферрина на этом фоне звучал особенно завораживающе). Спел Булат, Макферрин сымитировал игру на перкуссии. (Здесь, честно говоря, возникло недоумение: почему, например, Андреас Шерер и Нино Катамадзе выдвинулись во втором акте и оказались как бы ненатуральными выскочками, а, например, Адам Мэтта и Марта Руис Вильямиль — в третьем и оказались как бы обладателями естественных начал? Формально никакой разницы между ними не было, а условный сюжет этого распределения не оправдывал.) Спела Пелагея, потом к ней подключилась Гая Арутюнян, но дуэт вышел бледноватым. Зато следующий дуэт — Гори Мадьяр и Адама Мэтты — был выше всех похвал: пожалуй, это оказался один из самых ярких моментов концерта. Следующий момент — сольный номер Тины Кузнецовой — несомненно, тоже. Тина запела русскую народную песню (не нежненько, как Пелагея, а из самого нутра: тут же вспомнился отсутствующий Старостин), после чего перешла на вполне джазовую импровизацию — и вернулась в пространство русской песни, но уже препарированное джазом. Ее соло было самым продолжительным, и явно не случайно. Оно же стало знаком для остальных подключиться — и вот уже снова полукруг, все на тех же местах, снова танцует Вильямиль, и снова в центре Бобби, и снова раздает партии, разве что разбивает певцов на более мелкие группы, чем в первом акте. Слегка перебросившись звуками с публикой и с Пелагеей, он запустил со своим хором новую песню и спустился в зал — здесь несколько желающих смогли спеть что-то под аккомпанемент хора. И вот опять певцы выстраиваются змейкой — и уходят за кулисы, а общая песня продолжает звучать, пока они не выходят на сцену вновь — уже чтобы поклониться.

Катарсис? Да, но не полный, потому что финал третьего акта, по сути дела, ничем не отличался от финала первого. Конечно, умение Бобби создать в реальном времени хор ангелов — само по себе чудо. Но если он способен сотворить такое с любым залом, то уж с профессиональными певцами тем более. Парада амбиций в итоге удалось избежать. Но какое бы ощущение счастья ни возникало от совместного пения, все же не хватало того, о чем в буклете сказано так: «Бобби объединяет певцов в небольшие ансамбли, накладывает звучание ансамблей друг на друга, и в конечном итоге создает сложное архитектурное произведение в звуке». Если какую башню и можно было построить, так именно такую, а вот этих опытов совместной импровизации нескольких человек, этого «диалога цивилизаций» (так называется Мировой общественный форум, основанный главным отечественным железнодорожником Владимиром Якуниным; под патронатом этого форума состоялся показ «Bobble») на концерте было крайне мало. Самое обидное, что, судя по рассказу Марины Собяниной в ее блоге, на репетициях этого хватало, и все были в восторге. О том, как это происходит, мы можем судить лишь по выложенным на YouTube фрагментам репетиций к премьере «Мгновенной оперы» в Карнеги-холле.