| Константин Волков |  |
3 марта в доме престарелых в Амстердаме умер пианист Миша Менгельберг, один из самых ярких музыкантов в истории европейского джаза. Первопроходец нидерландского джазового движения 1960-х, он в 1967 г. создал (вместе с барабанщиком Ханом Беннинком и саксофонистом Виллемом Бройкером) творческую организацию Instant Composers Pool и её джаз-оркестр — одно из центральных явлений так называемого «нового голландского свинга», New Dutch Swing, бурной и противоречивой джазовой сцены Нидерландов. Менгельберг руководил ICP Orchestra более четырёх десятилетий.
Свидетельство о рождении будущего джазового пианиста было выписано на имя Михаил Карлович Менгельберг. Дело в том, что Миша родился 5 июня 1935 г. в Киеве, где его отец, нидерландский дирижёр и звукорежиссёр Карел Менгельберг, завершив контракт руководителя муниципального оркестра Барселоны (Испания), в 1935-38 гг. работал на киностудии «Украинфильм». Его жена, мать Миши, нашла работу в киевском симфоническом оркестре: она играла на арфе. В 1938 г., в разгар репрессий в Советском Союзе, семья Менгельбергов вернулась в Амстердам, где жил прославленный дядя Карела — дирижёр Виллем Менгельберг, впоследствии, после Второй мировой войны, уволенный со всех постов и лишённый наград и премий за чересчур тесное общение с германскими оккупационными властями. Отец Миши дирижировал в Нидерландах рядом оркестров и многие годы был директором Школы музыкальной звукорежиссуры в Амерсфорте.
Неудивительно, что Миша Менгельберг тоже занялся музыкой — хотя его брат, Каспар Менгельберг, стал известным врачом-психиатром. Миша, чьё имя до конца 1960-х писалось по правилам голландской орфографии как Misja, попытался было избегнуть судьбы, начав учиться архитектуре, но в 1958 поступил в Королевскую консерваторию в Гааге, которую окончил в 1964 г. — том самом году, когда дебютировал в джазовой грамзаписи, приняв вместе с барабанщиком Ханом Беннинком участие в записи пластинки прославленного американского саксофониста, флейтиста и исполнителя на бас-кларнете — Эрика Долфи. Волею судеб получилось так, что эта пластинка, «Last Date», стала последней записью Долфи, который в том же году умер в Западном Берлине от диабетического шока. Уже после безвременной смерти музыканта в Амстердам пришла отправленная им из Берлина открытка, в которой он передавал привет Мише.
Фрагмент интервью «Музыка меня не интересует», которое Миша Менгельберг дал екатеринбургскому джазовому журналисту и радиоведущему Геннадию Сахарову (первая публикация — «Джаз.Ру», 2002):
— Я вообще-то родился в Киеве, а моя бабушка жила в Голландии, и мы иногда её навещали. А в 1938 г. окончательно переехали в Амстердам, потому что к этому времени Киев стал не самым приятным местом для жизни: большинство наших друзей исчезали… навсегда.
Мои родители были классическими музыкантами, а дед архитектором, так что мне было из чего выбирать…
После переезда в Голландию я получил начальное музыкальное образование на уровне школы, затем поступил в технический колледж на отделение архитектуры, а оттуда ушёл в консерваторию.
…С подачи родителей я решил заниматься архитектурой, потому что они мало зарабатывали и считали, что профессия музыканта— это собачья жизнь. Но я продолжал интересоваться музыкой, и они в конце концов махнули рукой. Так я оказался на композиторском отделении консерватории и ещё изучал теорию музыки… Я относился к своему образованию довольно формально и сочинял музыку, которая была более пригодна для импровизации.
Я хотел заниматься архитектурой, чтобы заработать кучу денег, а играть музыку просто в качестве хобби. И ещё мне казалось, что в Голландии слишком много несуразных строений, которые надо разрушить и построить все заново.
…В музыке невозможно что-либо разрушить, просто некоторые музыканты вносят в неё свой личный вклад, так сказать, добавляют к общему фонду. Мы тоже были изобретателями определённого направления и очень гордились этим, и сейчас гордимся.
ДАЛЕЕ: продолжение биографии и интервью пианиста Миши Менгельберга
…Когда я начал заниматься импровизацией, единственной музыкой, к которой я мог обратиться, был американский джаз. Благодаря джазу можно было найти единомышленников, чтобы играть вместе. Поэтому я увлекся джазом и вскоре оказался под влиянием Телониуса Монка… Мне очень нравились его композиции, и я с интересом их анализировал… К концу 50-х я закончил анализировать его музыку и был готов к встрече с ним. И это, наконец, произошло. Мы встретились в одном из амстердамских ночных клубов, и у нас был абсолютно сюрреалистический разговор. Я сидел со своей женой, а на столе стояла целая батарея напитков. Я увидел Монка и предложил посидеть с нами. Монк посмотрел на напитки и сразу согласился. Он сел в середину, между нами. Я начал задавать ему разные вопросы о музыке, а он переадресовывал их моей жене, которая отвечала, что ничего не понимает — а мне говорил, что не понимает, о чём я спрашиваю. В конце концов я сказал: «М-р Монк, почему вы не играете «Criss-Cross», которую записали 12 лет назад?» А он мне в ответ: «Criss-Cross… Criss-Cross… что-то я такой не помню…» Тогда я подошёл к роялю и сыграл её в точности, как она была записана, а потом вернулся к нашему столику и посмотрел на Монка. Но он был невозмутим: «Да, — говорит, — что-то припоминаю».
ВИДЕО: Misha Mengelberg & ICP Orchestra «Criss Cross», 2006
httpv://www.youtube.com/watch?v=x6Bx3hwfmzw
Многие воспринимали музыку, которую Менгельберг, Беннинк, Бройкер и их соратники играли в оркестре Instant Composers Pool, как какой-то музыкальный юмор, как приглашение слушателям посмеяться и порадоваться. Но сам музыкант утверждал, что это совершенно неправильное понимание:
— На самом деле в моей музыке нет ничего смешного, а если кому-то кажется наоборот, меня это не касается. Такова особенность голландского характера, а сам я не привношу никакого цирка. Если люди смеются на моих концертах, то лишь потому, что пытаются ограничить себя до уровня музыкальных идиотов.
…Меня никогда не интересовала музыкальная карьера, но она, кажется, состоялась. Потому что, играя эти глупые вещицы (улыбается, процитировав название джазового стандарта «These Foolish Things»), я получаю за это деньги.
Завершая беседу с Мишей Менгельбергом, екатеринбургский автор задал ему «один из так называемых «метафизических» вопросов: что более важно для художника и, само собой, для музыканта — иметь ЧТО сказать или КАК?» Ответ пианиста был категоричен:
— Смешная проблема! Разумеется, ЧТО! Если у человека есть ЧТО сказать, он начинает искать и думать, КАК это сделать. Можно ведь двигаться вперед, иногда возвращаясь в прошлое, совершая и анализируя ошибки, но главное все-таки — продолжать движение.
Откликнувшись на уход Миши Менгельберга из жизни, американский историк джаза Кевин Уайтхед, автор прославившей нидерландских джазменов в США книги «Новый голландский свинг», заявил: «В истории европейской импровизационной музыки не было более влиятельной фигуры». И это не кажется преувеличением. Изучив музыку Телониуса Монка, Дюка Эллингтона, Хёрби Николса и других титанов американского джаза, Менгельберг в своей музыке решительно пошёл собственным путём, заявив, что «для создания национальной импровизационной школы необходим собственный культурный фон, а не американский». И это при том, что он весьма критически относился к музыкальной культуре собственной страны, утверждая, что «голландская культура стала космополитичной, т.е. ориентированной в большей степени на другие культуры, чем на свою собственную», отчего «стимулом для создания новой музыки стало отсутствие традиции, а не её наличие».
ВИДЕО: ICP Orchestra «Steigerpijp» (официальный музыкальный видеоклип (!) нидерландского оркестра авангардного джаза)
httpv://www.youtube.com/watch?v=7DxCFvkRoeM
Менгельберг действительно делал всё это всерьёз, не шутя. Он ничуть не шутил, руша границы и выламываясь из канонов. Ещё в период обучения в консерватории, в 1961 г., он был награждён престижной европейской премией для композиторов-студентов Gaudeamus: авторитетное жюри, в которое входили титаны европейского академического авангарда Карлхайнц Штокхаузен и Дьёрдь Лигети, отметило его пьесу с нарочито серьёзным итальянским (как принято было в классической музыке) названием «Musica per 17 strumenti» («Музыка для семнадцати инструментов») — издевательски-антивиртуозное сочинение, на всём протяжении которого каждый из 17 инструменталистов должен был раз за разом играть одну-единственную ноту. А когда в 1969 г. композиторы Луис Андрисен, Рейнберт де Лиув, Петер Шат и Ян ван Вляймен пригласили Менгельберга участвовать в постановке авангардной мультимедийной оперы «Reconstructie: een moraliteit», Миша на полном серьёзе предложил им установить в центре сцены статую Че Гевары с отрубленными руками, чтобы увековечить превращение погибшего двумя годами раньше в Боливии харизматичного аргентинского деятеля кубинской революции в идола поп-культуры. В результате соавторы предложили Мише покинуть их коллектив, что он и сделал.
При этом, несмотря на негативные заявления Менгельберга в адрес нидерландской культуры, на деле он оказывал весомую помощь развитию музыкальной сцены своей страны — прежде всего как один из создателей «Бимхаус» (Bimhuis), концертного зала в центре Амстердама, предназначенного для исполнения только джазовой музыки и всегда предоставлявшего сцену голландским джазменам.
Миша Менгельберг несколько раз выступал в России, в том числе, осенью 2005, дуэтом с давним партнёром Ханом Беннинком на фестивале «Длинные руки» в московском культурном центре «ДОМ»: именно там были сделаны фотографии, использованные в этом очерке.
Автор этих строк тогда писал:
…Ещё на пресс-конференции наибольшее внимание привели два нидерландских старика-разбойника, ветераны европейского джазового авангарда — барабанщик Хан Беннинк и пианист Миша Менгельберг. Первому — 63, второму — 70, оба — ехидные, то скучающие, то откровенно измывающиеся над многочисленной прессой, которая, по московскому обыкновению, не вполне «в теме» и очень долго раскачивается задать хоть один вопрос по делу. Получается двухголосный монолог-диалог (а попросту говоря — «гон») двух немолодых, желчных, но беззлобных умников.
Хан: «Я играю прежде всего для себя, ну и, конечно для Миши — у нас есть пара трюков, которые мы выработали за долгие годы».
Миша: «Я с 1938 г., с тех пор, как меня и Киева вывезли в Амстердам, не говорил по-русски. (Говорит он при этом, конечно, по-английски). Не могу обещать, что мы покажем что-то качественное, потому что мы не думаем о качестве. Я люблю чувствовать себя глупым на сцене и играть фигню. Собственно, вот и всё».
Хан: «Мы ненавидим американскую политику (картинно имитирует рвоту в микрофон). Но мы любим американцев. Любим Чикаго. Наверняка есть несколько хороших музыкантов в Москве. Но кого мы слышали… мне они не очень нравились…»
Миша: «В Ленинграде их было больше. Шостаковича я очень люблю. Все мои друзья говорят, что он старомодный. А мне нравится. Мортон Фелдман — он ОК, но я его не люблю. И Кейдж — г**но. Вообще говоря, все должны изучать китайскую философию. Сколько тут Миш? Есть хорошие Миши, есть ужасные Миши. Ах, вы не Миша, а Саша? Ну ладно… Сколько мы с тобой играем дуэтом? 35 лет?»
Хан: «Прости, 45 лет».
Миша: «А сколько жителей в Москве, пять миллионов? Семь? Восемь? Вы знаете? Нет. Ну и фиг с ним. Владимир Мартынов говорит, что наступает конец эпохи композиторов? Это правда. Трудно присвоить поток музыки. Вот ещё Саша: Саша Кнайфель в Ленинграде. Хороший композитор. У него есть отличная пьеса «Да». Он создает полный хаос, используя старую добрую тонику — доминанту — субдоминанту».
Ну и так далее.
Ровно такими же Беннинк и Менгельберг оказались на концерте.
Первый же неожиданный удар Хана в альт-том — удар оглушительный, из положения стоя, когда, казалось, артисты ещё только обустраиваются на сцене — вызывает испуганный девичий вскрик в зале.
Первые минуты — сокрушительный поток спазматического барабанного боя, разлетающиеся барабанные палки, валящиеся стойки с тарелками, подвижный и несколько грозный Беннинк, а где-то вдалеке за роялем спрятан маленький, дряхлый, внешне равнодушный Менгельберг, что-то там такое перебирающий в клавиатуре.
Однако постепенно фортепиано крепнет, подаёт голос, излагает какие-то сообщения, и становится ясно, что музыкантов всё же двое, что говорят они друг с другом в гораздо большей степени, чем с публикой, и что у Менгельберга сказать, пожалуй, наберётся побольше, чем у Беннинка.
Краткий (около часа) и насыщенный звучаниями концерт всё время идет как бы в двух плоскостях.
Впереди бушует Беннинк […]
Позади — далеко за роялем, развернутым длинной осью к публике — Менгельберг, почти не поднимающий головы от клавиатуры. Он то намекает на что-то, то углубляется куда-то, то достает из пыльного нафталинового сундука разлезшиеся куски хрестоматийной классики, чтобы заботливо перемешать их так, что уже родная мама в лице Телониуса Монка не узнает. Монковская угловатость и сдержанный юмор здесь приобретают, казалось бы, какое-то раблезианское величие — если бы только Менгельберг и это величие не подвергал тотальной деконструкции, в результате чего, например, на пять-семь минут звучания его версии «Well You Needn’t» Монка сама тема ни разу не звучит сколько бы то ни было полностью, а всё только намёками, блёстками, обрывками, как шитый золотом камзол проглядывает сквозь прогрызенные временем дырья в дерюжном мешке, так что непонятно, цел ли он там, этот камзол, или беспощадное время и его обгрызло и истончило.
В финале два старика собираются что-то спеть, но никак не соберутся уйти куда-нибудь от рояля, так что поют, забившись за развёрнутую от зала клавиатуру и в три погибели согнувшись к одному из рояльных микрофонов. Поют — это еще громко сказано, лучше всего сказать «блеют». Причем блеют нечто фугообразное. Для красоты слога можно было бы сказать даже — инвенцию, если б инвенция эта не состояла из качающихся и шатающихся диссонансов. И всё. Сеанс обнажения коллективного бессознательного европейского джазового авангарда завершён…
ВИДЕО: Misha Mengelberg & Han Bennink, 2007
httpv://www.youtube.com/watch?v=k0A8ekpTgng
После 75-летия здоровье Миши Менгельберга ухудшилось. Последние его выступления состоялись в 2010-2011 годах. Себе он на сцене ни в коем случае не изменял.
ВИДЕО: Misha Mengelberg, 2011
httpv://www.youtube.com/watch?v=HVrin3Li2DE
Последний раз он появился на публике в дни своего 80-летия, летом 2015, когда в Амстердаме участники ICP Orchestra поставили «Koeien» («Коровы») — своего рода абсурдистский мюзикл на основе музыки и стихов Миши Менгельберга. Он не мог участвовать в постановке, так как уже несколько лет страдал от деменции (приобретённого слабоумия) и жил в доме престарелых. Хрупкого и отстранённого, музыканта вывезли на сцену в инвалидной коляске, чтобы он мог принять почести от собравшейся публики. Трудно отделаться от мысли, что сам Миша наверняка склонен был бы рассматривать этот момент как особенно удавшийся (и нисколько не смешной) музыкальный хэппенинг.
СЛУШАТЬ ДОПОЛНИТЕЛЬНО: выпуск программы Михаила Митропольского «Бесконечное приближение» на Радио России, посвящённый, в частности, 80-летию Миши Менгельберга (2015).
